Лакрица: различия между версиями
| [досмотренная версия] | [досмотренная версия] |
Содержимое удалено Содержимое добавлено
Khanaon (обсуждение | вклад) |
Khanaon (обсуждение | вклад) ещё немного лакричного вкуса |
||
Строка 29:
Пущены в ход все стационарные насосы, подающие в резервуары [[кислота|кислотные]] и [[щёлочь|щелочные]] растворы с примесью лакрицы. Пеной тушат!
Но невероятная температура и постоянные [[взрыв]]ы затрудняют работу.|Автор=[[Александр Романович Беляев|Александр Беляев]], «[[:s:Земля горит (Беляев)|Земля горит]]», 1929}}
{{Q|Через много лет, в неожиданный год просветления, очарования, он с обморочным [[восторг]]ом вспомнил эти часы чтения на веранде, плывущей под шум сада. Воспоминание пропитано было [[солнце]]м и сладко-чернильным вкусом тех лакричных палочек, которые она дробила ударами перочинного ножа и убеждала держать под языком.<ref>''[[Владимир Владимирович Набоков|Набоков В.В.]]'' Собрание сочинений в 4 томах — М.: Правда, 1990. Том второй</ref>|Автор=[[Владимир Владимирович Набоков|Владимир Набоков]], «[[Защита Лужина]]», 1930}}
{{Q|[[Чай]] заваривался в складчину, но были и такие, вроде Стифея Ивановича, [[кучер]]а, которые имели свои [[чайник]]и. К чаю полагались пшеничный [[хлеб]] (ржаной хлеб вообще не употреблялся и даже не появлялся на базаре в Хлыновске в ту пору) и топлёное [[молоко]]. Стифей первый бросался за пенкой, покрывавшей молоко. Это был всем известный лакомка, у него всегда имелись к чаю соблазнительные для меня лакомства: то лакрица, то дивий [[мёд]], то сладкие стручки. Он дробил эти сладости на мелкие куски и клал их в жестяную с крышкой кружку, из которой пил чай. ― Ну, мои сиротики, промоем животики, ― говорил Александр Васильич, кучер хозяина, человек всегда весёлый и ласковый ко всем. При [[шутка]]х, до которых он был любитель, он подмигивал одним глазом и открывал улыбкой щель во рту от нехватавших двух передних зубов.<ref>''[[:w:Петров-Водкин, Кузьма Сергеевич|Петров-Водкин К.С.]]'', «Хлыновск. Пространство Эвклида. Самаркандия». — М: «Искусство», 1970 г.</ref>|Автор=[[:w:Петров-Водкин, Кузьма Сергеевич|Кузьма Петров-Водкин]], «Моя повесть» <small>(Часть 1. Хлыновск</small>), 1930}}
Строка 37 ⟶ 39 :
{{Q|Сэкономленные средства он перебросил в расходы на местный колорит: рюмка абсента, рюмка [[перно]]. (Чашка [[кофе]] ― восемь франков, и это в обычном [[бистро]]…) [[Абсент]] действительно горчил [[полынь]]ю; перно имело привкус лакрицы, Кореньков это знал, но он не знал, какой вкус у лакрицы, и приторной сладковатостью удовлетворился. ― Ну и скупердяи эти твои [[французы]]! ― заявил Андрей Андреич. ― Они не скупердяи, они привыкли считать [[деньги]], ― доброжелательно разъяснил Кореньков.<ref>''[[Михаил Иосифович Веллер|Михаил Веллер]]''. «А вот те шиш!» — М.: Вагриус, 1997 г.</ref>|Автор=[[Михаил Иосифович Веллер|Михаил Веллер]], «Хочу в Париж», 1990}}
{{Q|Он знал, что не бросится. Но приятно было думать, что мог бы. От этого [[обида]] на неудавшуюся его [[жизнь]] приобретала сладковатый, лакричный вкус. И не с кем, не с кем поговорить по [[душа]]м!<ref>[[w:Ратушинская, Ирина Борисовна|Ирина Ратушинская]], «Одесситы». — М.: Вагриус, 1998 г.</ref>|Автор=[[w:Ратушинская, Ирина Борисовна|Ирина Ратушинская]], «Одесситы», 1998}}
{{Q|[[Каперс]] знаменит был в наших походах наравне с лакрицей, которую звали мы «сладкий корень» и чьё сочное [[корневище]] способно пригасить жажду, с цветастыми небесными [[дельфиниум]]ами, съедобными [[мимоза|мимозками]], чьи зёрна маслянисты, чуть горчат, но рождают призрак сытости.<ref>[[w:Иличевский, Александр Викторович|Александр Иличевский]], «Перс» ''(роман)'', Москва, изд. «АСТ», 2010 г.</ref>|Автор=[[w:Иличевский, Александр Викторович|Александр Иличевский]], «Перс», 2010}}
| |||