Сфагнум: различия между версиями
| [досмотренная версия] | [досмотренная версия] |
Содержимое удалено Содержимое добавлено
Khanaon (обсуждение | вклад) →Белый мох в прозе: такой сочной прозы не порезать |
Khanaon (обсуждение | вклад) →Белый мох в прозе: советская проза со мхом |
||
Строка 11:
{{Q|[[Утка|Уточка]] моховая, Где ты ночь ночевала? — Там, на Ивановом болоте. [[Немцы]] Ивана убили; В белый мох огрузили. Шли-прошли скоморошки, По белому мху, по болотцу, Выломали по пруточку, Сделали по гудочку. Тихонько в гудки заиграли, Иванушкину жизнь рассказали, Храброе [[сердце]] хвалили. — Сидите, заезжие гости.<ref>''[[:w:Шергин, Борис Викторович|Борис Шергин]]''. Повести и рассказы. — Л.: Лениздат, 1987 г.</ref>|Автор=[[:w:Шергин, Борис Викторович|Борис Шергин]], «Золотая сюрприза», 1960}}
{{Q|Напившись чаю, Т. содрал с ближних камней сухой белый мох, набросал его на гладкий тёплый камень возле самой воды, вынул из рюкзака спальный мешок, забрался в него, застегнулся и стал смотреть вверх и слушать беспрерывный и разнообразный водяной гул, идущий снизу, оттуда, где был порог. Заснул он нескоро, потому что вдруг почувствовал, что чего-то недостаёт в его жизни, что он живёт, в общем, не так, как мог бы жить, что есть на свете дела поважнее, чем его синоптика, ― но как узнать, какое дело самое важное и как переменить [[жизнь]], чтобы безраздельно отдаться тому самому важному, ― этого он не знал.<ref>''[[w:Казаков, Юрий Павлович|Казаков Ю.П.]]'' «Две ночи»: Проза. Заметки. Наброски. — М.: «Современник», 1986 г.</ref>|Автор=[[Юрий Павлович Казаков|Юрий Казаков]], «Арбат был завален обломками...», 1970}}
{{Q|― Дак ведь на всякую [[болезнь]] своя [[трава]] есть. А [[торф]], он чего? Запечатлённое разнотравье, [[аптека]], можно сказать, болотная. Белый мох ране не даст загнить, сапропель от радикулита лечит. Мало ли… У всякого торфа своё применение. Кому горячие припарки от ломоты в костях, кому едва тёплые ― по женской части.<ref>''[[:w:Парнов, Еремей Иудович|Е.И. Парнов]],'' «Александрийская гемма». — М.: «Московский рабочий», 1992 г.</ref>|Автор=[[:w:Парнов, Еремей Иудович|Еремей Парнов]], «Александрийская гемма», 1990}}
{{Q|Ещё и румянец цветёт на взгорках меж стариц и проток, перехваченных зеленеющим поясом обережья, сплошь заросшие озерины, убаюканные толщей плотно сплетающейся водяной травы, не оголились до мёртво синеющего дна, ещё и [[берёза|берёзки]], и [[осины]] не оголились до боязливой наготы, не пригнули [[стыд]]ливо колен, не упрятали в снегах свой в вечность уходящий юношеский возраст, ещё и любовно, оплёснутые их живительной водой, багряно горят [[голубика|голубичником]] холмики , сплошь похожие на молодые женские груди, в середине ярко горящие сосцами, налитые [[рубин]]овым соком [[рябина|рябин]], ещё топорщится по всем болотинам яростный [[багульник]], меж ним там и сям осклизло стекает на белый мох запоздалая [[морошка]] и только-только с одного боку закраснелая [[брусника]] и [[клюква]], но лету конец. Конец, конец ― напоминают низко проплывающие, пока ещё разрозненные облака; конец, конец ― извещают птицы, ворохами взмывающие с кормных озер, и кто-то, увидев [[лебедь|лебедей]] и [[гусь|гусей]], крикнул об этом; конец, конец ― нашептывает застрявший в углах и заостровках большого озера туман, так и не успевший пасть до полудни, лишь легкой кисеей или зябким бусом приникший к берегам.<ref>[[Виктор Петрович Астафьев|Виктор Астафьев]], Рассказы, «Новый Мир», 2001, №7</ref>|Автор=[[Виктор Петрович Астафьев|Виктор Астафьев]], Рассказы, 1990-е}}
| |||