Леонид Александрович Латынин: различия между версиями

[досмотренная версия][досмотренная версия]
Содержимое удалено Содержимое добавлено
цитаты из Романа Гримёр и Музы (первое издание)
Латынин О себе
Строка 99:
{{Q| Миллиметр за миллиметром исчезали линии прежнего лица, таяли глаза и становились добрее, овал губ вытягивался, сплющивался и превращался в узкую нить, менялось лицо, и менялись глаза — только лицо становилось жёстче, хищнее и наружу выступала [[улыбка]], а жестокость пряталась за той улыбкой, но не могла исчезнуть совсем, а почти выступала из-под неё. И странно: глаза были [[доброта|добрее]] различимой жестокости. Видимо, глаза не менялись вовсе, только лицо назад они были жестки и тяжелы, а сейчас их недоброта в сравнении с [[жестокость]]ю казалась добротою. Где была [[правда]]? В глазах? Но они были так различны в облике своём. В лице? Но оно менялось в зависимости от времени, которое выглядело подобно. Казалось, ничего не может быть страшнее этих тонких губ, морщин, прошитых красно-синими сосудами, этой жёсткости, которая прикидывалась улыбкой и [[нежность]]ю, вниманием, и [[сострадание]]м, и участием. |Автор= Глава III. «Операция». }}
 
{{Q| Гримёр опустил капюшон на лицо и медленно побрелпобрёл вниз к домам, по улице, которая здесь, около лаборатории, была пустынна, только оттуда, только оттуда, снизу, где были дома горожан, слышались [[крик]]и или стоны. Стоны обрывались, и крики взрывались весёлым гулом голосов, потом стихали, и опять через некоторое [[время]] гремел этот почти подземный гул — как будто ворочался [[вулкан]] внутри себя. |Автор= Глава IV. «Новое лицо». }}
 
== Леонид Латынин о себе ==
{{Q|...для меня литература – не супермаркет, в который может зайти каждый, [[дверь]] открыта, и всё – на полках, ценники – в [[копейка]]х, а скорее – высокая [[опера]], куда не только нужно купить дорогой билет, но и быть меломаном – иначе зачем билет покупать. Или вход в пещеру, который недоступен, если не знать пароля: «Сим-сим, открой дверь». |Автор= «В пространстве тысячелетия» (интервью Дмитрию Бавильскому). }}
 
{{Q| В мою задачу не входит помощь [[читатель|читателю]]. Мой диалог возможен только с теми, кто знает пароль и [[язык]], на котором я говорю, и, разумеется, контекст культуры этого языка. К счастью, круг моих собеседников и читателей пусть и не столь широк, несмотря на европейские переводы, но весьма для меня содержателен. Впрочем, мне хватило бы [[Георгий Дмитриевич Гачев|Георгия Гачева]], Симы Маркиша, Жоржа Нива и Евгения Витковского. Возможно, продаваться в супермаркете литературы не так уж плохо, рекламщики шустрят, продавцы суетятся. Но так уж получилось, что перефразируя [[Декарт]]а, находясь в разных культурных измерениях, мы не подозреваем о существовании друг друга. |Автор= «В пространстве тысячелетия» (интервью Дмитрию Бавильскому). }}
 
{{Q| Что касается поэзии, она всего лишь [[тень]] во времени, которая естественным образом повторяет форму нашего сумеречного сознания. |Автор= «В пространстве тысячелетия» (интервью Дмитрию Бавильскому). }}
 
{{Q| Стихотворения рождаются сами из [[воздух]]а, если умеешь слышать; из тоски, которая никуда не уходит, если ты не пьёшь; из [[любовь|любви]], из сострадания, если ты бессилен помочь, и из прочего сора человеческих переживаний. |Автор= «В пространстве тысячелетия» (интервью Дмитрию Бавильскому). }}
 
{{Q| Скажем, звуки [[рояль|рояля]], на котором исполняют «Фантазию– экспромт» [[Фредерик Шопен|Шопена]] менее слышны, чем работающая рядом пилорама. В оные годы по приказу литфонда рабочие, разломав, выкинули из переделкинского дома [[Борис Леонидович Пастернак|Пастернака]] рояль, на котором играл [[Генрих Нейгауз]]. Так вот, после того как крышку рояля разбили [[топор]]ом, играть на нём было безнадежно даже самому совершенному [[музыкант]]у. Сейчас же на каждом дне рождения Пастернака этот рояль вновь звучит прекрасно. Но для этого его надо было восстановить и настроить. |Автор= «В пространстве тысячелетия» (интервью Дмитрию Бавильскому). }}
 
{{Q|...моя [[проза]] вышла из того самого иного, сумеречного [[сознание|сознания]], существующего за пределами рационального, с которыми [[традиция]] связывает такое неопределённое понятие, как [[поэт]]ическое [[вдохновение]]. Для [[Пушкин]]а это «священная жертва» [[Аполлон]]у. Чтобы снизить пафос этих строк, замечу, что для меня, человека, занимавшегося изучением архаических культур, где большую роль играет жертвенный обряд, пушкинское «пока не требует поэта к священной жертве Аполлон», наполнилось новым смыслом после того, как пришлось потерять часть своей плоти под ножом жрецов современной [[медицина|медицины]]. |Автор= «В пространстве тысячелетия» (интервью Дмитрию Бавильскому). }}