Пошехонские рассказы: различия между версиями

[непроверенная версия][непроверенная версия]
Содержимое удалено Содержимое добавлено
м викификация
Строка 26:
 
==== Вечер второй. ''Audiatur Et Altera Pars. Городничие-бессребреники'' ====
{{Q|— Я одной рукой беру, а другой — отдаю! разве это [[взятка]]?
— Как же это выходит у вас, Христофор Иваныч? — спрашивали его однажды сослуживцы, которые обеими руками брали и ни одною не отдавали.
— Очень просто, — ответил он. — Сейчас [[деньги]] получу и сейчас же на них какое-нибудь произведение куплю. Стало быть, что из народного обращения выну, то и опять в народное же обращение пущу.
И когда все подивились его [[мудрость|мудрости]], то прибавил:
— То же самое, что казна делает. С мужичков деньги берёт да мужичкам же их назад отдаёт.
С тех пор в городе Добромыслове никто не говорил: «Брать взятки», а говорили: «Пускать деньги в народное обращение».}}
 
{{Q|«Один городничий тоже славился бескорыстием[[бескорыстие]]м, а, сверх того, любил богу[[бог]]у [[молитва|молиться]] и ни одной [[церковь|церковной]] службы не пропускал. И бог ему за это посылал.
Увидевши, что городничий взяток не берёт, а между тем пить-есть ему надобно, обыватели скоро нашли средство, как этому делу помочь. Кому до городничего [[дело]] есть, тот купит просвирку, вырежет на донышке мякиш да и сунет туда по силе возможности: кто золотой, кто ассигнацию. А городничий просвире всегда очень рад. Начнёт кушать и вдруг — ассигнация!
— Домнушка! [[дети]]! — кликнет он домочадцев, — посмотрите-ка, что нам бог послал!
И все радуются.»}}
 
{{Q|«Вообще же, мне кажется, следует принять за [[правило]]: описывать только то, что хорошо и благородно. Этого же правила нелишне держаться и в [[живопись|живописи]]: с персон, обладающих физиономиями чистыми и приятными, — писать портреты, а персон, обладающих физиономиями нелицеприятными, обезображенными золотухой, оспой, накожными сыпями и проч., — оставлять без портретов.»}}
 
{{Q|«Какая польза напоминать о взятках и обдираниях, когда взятое давным-давно проедено, а ободранное вновь заросло лучше прежнего?»}}
 
{{Q|Правил насчёт благородства никаких не было, а просто предполагалось, что от благородных людей следует ожидать благородных [[поступок|поступков]].}}
 
{{Q|Благородные [[люди]] не входили друг с другом в соглашение, и тем не менее [[гармония]] была полная. Не было ни съездов, ни обмена [[мысль|мыслей]], ни возбуждения и разрешения вопросов[[вопрос]]ов, а всякий понимал своё дело столь отлично, как будто сейчас со съезда приехал. Каждый действовал за себя лично, но эти личные действия сливались в одном хоре, в котором ни единого диссонанса не было слышно. Удивительное это было время, волшебное, и называлось оно ''порядком [[вещь|вещей]]''. Нечто вроде громадного сосуда, в котором безразлично были намешаны и лакомства, и свиное сало, и купоросное масло. Ничего разобрать было нельзя, но именно потому эта смесь и была так устойчива.}}
 
{{Q|Великие предприятия, как и великие мысли, в [[тишина|тишине]] зреют.}}
 
{{Q|Что делать с новыми судами[[суд]]ами, с земскими учреждениями, с [[железная дорога|железными дорогами]], банками и т.п.?<...>
Совсем не следовало бы железные дороги строить, да и банки не надо бы дозволять. Вот тогда был бы настоящий палладиум. Но так как дороги уж выстроены, а банки учреждены, то ничего с этим не поделаешь.
Сколько сутолоки из-за одних железных дорог на Руси развелось! сколько кукуевских катастроф! Спешат, бегут, давят друг друга, кричат караул, изрыгают ругательства... поехали! И вдруг... [[паровоз]] на дыбы! Навстречу другой... прямо в лоб! Батюшки! да, никак, смерть!<...>
А между тем какой запас распорядительности, ума[[ум]]а и мышечной [[сила|силы]] нужно иметь, чтоб всё это направить, за всем усмотреть? И всё-таки ничего не направить и ни за чем не усмотреть... Сколько му́ки нужно принять, чтоб только по вагонам-то всех рассадить, а потом кого следует, за [[невежество]], из вагонов высадить, да в участок, да к мировому?}}
 
{{Q|« — [[Виселица]] — это действительно средство радикальное. Но вопрос, когда «его» вешать: ''до'' или ''по''? Ежели, например, инженера мост строить послать и предварительно повесить — некому будет мост строить. Ежели дозволить ему сперва мост построить, а потом повесить — какой же ему будет расчёт стараться? Ах, голубчик! коли начать вешать, так ведь до [[Москва|Москвы]], пожалуй, не перевешаешь!»}}
 
{{Q|Как я уже объяснил выше, в дореформенное время всего более ценилась тишина.<ref group="комм.">''...в дореформенное время всего более ценилась тишина.'' — «Мы во всё время царствования императора Николая I привыкли думать, что «всё обстоит благополучно», — вспоминал Дельвиг. — Печать о внутренней и внешней [[политика|политике]] молчала или изредка только расхваливала отечественную политику; живое [[слово]] также молчало; общество было так воспитано и направлено, что оно предоставляло все распоряжения правительству.» (А.И. Дельвиг. Полвека русской жизни. Воспоминания, 1820–1870, т. 2. М.—Л., 1930, стр. 24)</ref> О так называемом развитии народных сил и народного [[гений|гения]] только в [[литература|литературе]] говорили, да и то шепотком, а об тишине — везде и вслух. Но тишина могла быть достигнута только под условием духовного единения властей. Такого единения, при котором все власти в одну точку смотрят и ни о чём, кроме тишины, не думают. Отвечали за эту тишину губернаторы, предводители же ни за что не отвечали, а только носили белые штаны.<ref group="комм.">''...носили белые штаны.'' — Белые брюки были принадлежностью и парадного дворянского мундира, и парадной формы высших гражданских чинов.</ref> И за всем тем, ввиду тишины, первые даже не вполне естественным требованиям последних вынуждены были уступать.}}
 
{{Q|Тип дореформенного предводителя был довольно запутанный, и нельзя сказать, чтоб русская литература выяснила его. В общем, литература относилась к нему не столько враждебно, сколько с юмористической[[юмор]]истической точки зрения. Предводитель изображался неизбежно тучным, с ожирелым кадыком и с обширным брюхом, в котором без вести пропадало всякое произведение [[природа|природы]], которое можно было ложкой или вилкой зацепить. Предполагалось, что предводитель беспрерывно ест, так что и на портретах он писался с завязанною вокруг шеи салфеткою, а не с [[книга|книжкой]] в руках. Равным образом выдавалось за достоверное, что он не имеет никакого понятия о борьбе христиносов с карлистами,<ref group="комм.">''...не имеет никакого понятия о борьбе христиносов с карлистами...'' — Борьба между этими политическими течениями в Испании привлекала пристальное внимание общественной мысли в России 30-70-х годов. (См. стр. 489 и 632 в т. 3 наст. изд.)</ref> а из географии знает только имена тех городов, в которых что-нибудь закусывал («А! Крестцы! это где мы поросенкапоросёнка холодного с Семён Иванычем ели! знаю!»). Что он упорен, глух к убеждениям и вместе простодушен. Что он не умеет отличить правую руку от левой, хотя крестное знамение творит правильно, правой рукой. Что он ругатель и на то, что из уст выходит, не обращает никакого внимания. Что он способен проесть бесчисленное количество наследств, а кроме того, жену и своячениц. Что вообще это явление апокалипсическое, от веков уготованное, неизбежное и неотвратимое. Вроде египетской тьмы.<ref group="комм.">''Египетская тьма'' — библейский образ (Исход, X, 21–23)</ref>}}
 
==== Вечер третий. ''В трактире «Грачи»'' ====