Викицитатник

Лев Николаевич Толстой: различия между версиями

Лев Николаевич Толстой (править)

Версия 11:44, 10 декабря 2013

13 719 байт убрано ,  7 лет назад
→‎О Льве Толстом: пытаюсь повторить (Дайсон)
(вот сбой получился о котором я говорил (прошу прощения))
(→‎О Льве Толстом: пытаюсь повторить (Дайсон))
 
{{Q|Цитата=«Так вот что значил мой сон. Пашенька именно то, что я должен был быть и чем я не был. Я жил для людей под предлогом Бога, она живет для Бога, воображая, что она живет для людей. Да, одно доброе дело, чашка воды, поданная без мысли о награде, дороже облагодетельствованных мною для людей. Но ведь была доля искреннего желания служить Богу?» — спрашивал он себя, и ответ был: «Да, но все это было загажено, заросло славой людской. Да, нет Бога для того, кто жил, как я, для славы людской. Буду искать его.»|Комментарий=[[:s:Отец Сергий (Толстой)#VIII|Отец Сергий]]}}
 
== О Льве Толстом ==
* см. речь [[Махатма Ганди|Махатмы Ганди]] «[[Мой Толстой]]» (1928)
 
{{Q|Толстой — непревзойденный русский прозаик. Оставляя в стороне его предшественников Пушкина и Лермонтова, всех великих русских писателей можно выстроить в такой последовательности: первый — Толстой, второй — [[Гоголь]], третий — [[Чехов]], четвёртый — [[Тургенев]]. Похоже на выпускной список, и разумеется, [[Достоевский]] и [[Салтыков-Щедрин]] со своими низкими оценками не получили бы у меня похвальных листов.
Читая Тургенева, вы знаете, что это — Тургенев. Толстого вы читаете потому, что просто не можете остановиться. Идеологическая отрава — пресловутая «идейность» произведения (если прибегнуть к понятию, изобретенному современными критиками-шарлатанами) начала подтачивать русскую прозу в середине прошлого века и прикончила её к середине нашего. Поначалу может показаться, что проза Толстого насквозь пронизана его учением. На самом же деле его проповедь, вялая и расплывчатая, не имела ничего общего с политикой, а творчество отличает такая могучая, хищная сила, оригинальность и общечеловеческий смысл, что оно попросту вытеснило его учение. В сущности, Толстого-мыслителя всегда занимали лишь две темы: Жизнь и Смерть. А этих тем не избежит ни один художник.|Автор=[[Владимир Набоков]]|Комментарий=Лекции по русской литературе|Оригинал=}}
 
{{Q|Патриарх литературы русской — Лев Толстой. Это — Казбек или что там? — самое высокое. В общем, отец.|Автор=[[Василий Шукшин]]}}
 
{{Q|Но на [[музыка]]льные собрания в доме Толстых Л.Н. появлялся не так часто и лишь на короткое время, вызывая обычно своим появлением панику среди присутствующих, которая успокаивалась, когда он вновь исчезал в недрах своей «половины». Очень многие из «игравших перед Толстым» на самом деле ограничивались игранием перед [[Софья Андреевна Толстая|графиней]] и только впоследствии «вспоминали», как «Толстой плакал от их игры». Насколько мне доводилось наблюдать, его присутствие ни в каком случае не окрыляло и не вдохновляло [[музыкант]]ов — наоборот, по большей части оно их угнетало и подавляло, как присутствие некоего огромного, чуждого и по существу недоброжелательного [[авторитет]]а.<ref name="Сабан">{{книга|автор=[[Леонид Леонидович Сабанеев|Сабанеев Л.Л.]]|заглавие=«Воспоминания о России»|ссылка=|место=М.|издательство=Классика XXI|год=2005|страниц=268}}</ref>{{rp|121}}|Автор=[[Леонид Леонидович Сабанеев|Леонид Сабанеев]], «Толстой в музыкальном мире»}}
 
{{Q|Его острый, серый, пронизывающий и в то же время непроницаемый взор, в котором мне всегда чудилось скрытое недоброжелательство, следил внимательно — но не столько за музыкой, сколько за внешними аксессуарами музыкального исполнения. Когда играл [[Сергей Иванович Танеев|Танеев]], мне всегда казалось, что он смотрит, как Танеев своим большим животом напирает на клавиатуру, как краснеет и наливается его тучная апоплектическая шея, — [[Иоганн Себастьян Бах|баховская]] фуга оставалась где-то между Танеевым и Толстым, а до последнего доходил только танеевский живот. Чем менее симпатична была Толстому сама музыка, тем более его внимание было направлено на эти аксессуары — но иногда мне казалось, что Толстой нарочно отвлекается, чтобы ''не дать музыке себя захватить''.<ref name="Сабан"></ref>{{rp|121-122}}|Автор=[[Леонид Леонидович Сабанеев|Леонид Сабанеев]], «Толстой в музыкальном мире»}}
 
{{Q|Многие музыканты <…> рассказывали, как Толстой плакал от их музыки. Это наверное [[правда]] — не было ничего легче, как вызвать музыкой слёзы у Толстого, она как-то непосредственно действовала ему на [[нервы]]. Не надо было для этого ни [[артист]]ического исполнения, ни [[талант]]ливой интерпретации — более того, не надо было даже музыки. Мне довелось тоже «исторгнуть слёзы из [[глаза|глаз]] Толстого», и вот как это было — рассказываю об этом в подтверждение «[[физиология|физиологичности]]» его восприятия музыки. Когда в [[Москва|Москве]] установили в Большом зале [[Консерватория|консерватории]] [[орган|орга́н]] в пятьдесят девять регистров, самый большой в [[Россия|России]] и в то время второй или третий по размерам в [[мир]]е, мне пришло в голову показать его Толстому: принято было в нашем московском музыкальном мире, чтобы Толстого [[информация|информировали]] обо всех музыкальных событиях <…> Смотрение органа продолжалось долго — это ведь был целый мир, [[царство]] многих тысяч больших и малых, крохотных и огромных труб, среди которых как в лесу мы ходили во внутренностях органа, причём было и странно и приятно смотреть, как этот бородатый [[старик]] с лёгкостью [[молодость|молодого]] человека (ему было уже семьдесят пять лет) взбирался на приставные лесенки и соскакивал с помостов, одновременно перекидываясь с [[француз]]ом-настройщиком фразами на великолепном [[французский язык|французском языке]]. Когда [[дело]] дошло до того, чтобы показать Толстому звучность отдельных регистров, я нажал крайнюю ноту органного диапазона, знаменитое «нижнее ''do'' 32-футовой октавы», и вдруг с изумлением увидел, что Толстой весь в слезах. [[Музыка|Музыки]] никакой ещё не было, был только один мощный и глубокий [[звук]], и его было достаточно, чтобы вызвать у Толстого [[слёзы]].<ref name="Сабан"></ref>{{rp|123}}|Автор=[[Леонид Леонидович Сабанеев|Леонид Сабанеев]], «Толстой в музыкальном мире»}}
 
{{Q|Я третьего дня читал его «Послесловие». Убейте меня, но это глупее и душнее, чем «Письма к губернаторше», которые я презираю. Чёрт бы побрал философию великих мира сего! Все великие мудрецы деспотичны, как генералы, и невежливы и неделикатны, как генералы, потому что уверены в безнаказанности. [[Диоген]] плевал в бороды, зная, что ему за это ничего не будет; Толстой ругает докторов мерзавцами и невежничает с великими вопросами, потому что он тот же Диоген, которого в участок не поведешь и в газетах не выругаешь. Итак, к чёрту философию великих мира сего! Она вся, со всеми юродивыми послесловиями и письмами к губернаторше, не стоит одной кобылки из «[[Холстомер]]а».|Автор=[[Антон Чехов]], письмо А. С. Суворину 8 сентября 1891 г.}}
 
{{Q|Чем я особенно в нём восхищаюсь, так это его презрением ко всем нам, прочим писателям, или, лучше сказать, не презрением, а тем, что он всех нас, прочих писателей, считает совершенно за ничто. Вот он иногда хвалит [[Мопассан]]а, [[Куприн]]а, Семенова, меня… Отчего хвалит? Оттого, что он смотрит на нас как на детей. Наши повести, рассказы, романы для него детские игры, и поэтому он, в сущности, одними глазами глядит и на Мопассана и на Семенова. Вот Шекспир — другое дело. Это уже взрослый и раздражает его, что пишет не по-толстовски.<ref>''цит. по'': [[Иван Бунин|Бунин И. А.]] О Чехове. — Нью-Йорк: изд-во им. Чехова, 1955.</ref>|Автор=[[Антон Чехов]]}}
 
{{Q|Я боюсь смерти Толстого. Если бы он умер, то у меня в жизни образовалось бы большое пустое место. Во-первых, я ни одного человека не любил так, как его; я человек неверующий, но из всех вер считаю наиболее близкой и подходящей для себя именно его веру. Во-вторых, когда в литературе есть Толстой, то легко и приятно быть литератором; даже сознавать, что ничего не сделал и не делаешь, не так страшно, так как Толстой делает за всех. Его деятельность служит оправданием тех упований и чаяний, какие на литературу возлагаются. В-третьих, Толстой стоит крепко, авторитет у него громадный, и, пока он жив, дурные вкусы в литературе, всякое пошлячество, наглое и слезливое, всякие шершавые, озлобленные самолюбия будут далеко и глубоко в тени. Только один его нравственный авторитет способен держать на известной высоте так называемые литературные настроения и течения. Без него бы это было беспастушное стадо или каша, в которой трудно было бы разобраться.|Автор=[[Антон Чехов]], письмо М. О. Меньшикову 28 января 1900 г.}}
 
== См. также ==
Источник — https://ru.wikiquote.org/wiki/Служебная:Сравнение_версий/213464