Град обреченный: различия между версиями

[непроверенная версия][непроверенная версия]
Содержимое удалено Содержимое добавлено
Строка 92:
целый коралловый атолл вырос, да какой прекрасный! Да какой
прочный!..
 
А чего же ты мне голову забиваешь своим храмом,
сказал Андрей, храм-то твой здесь при чем?.. Очень даже при
чем, с удовольствием, словно только того и ждал, парировал Изя,
храм, дорогой ты мой Андрюшечка, это не только вечные книги, не
только вечная музыка. Этак у нас получится, что храм начали
строить только после Гуттенберга или, как вас учили, после
Ивана Федорова. Нет, голубчик, храм строится еще и из
поступков. Если угодно, храм поступками цементируется, держится
ими, стоит на них. С поступков все началось. Сначала поступок,
потом -- легенда, а уже только потом -- все остальное.
Натурально, имеется в виду поступок необыкновенный, не лезущий
в рамки, необъяснимый, если угодно. Вот ведь с чего храм-то
начинался -- с нетривиального поступка!.. С героического,
короче говоря, заметил Андрей, презрительно усмехаясь. Ну,
пусть так, пусть с героического, снисходительно согласился Изя.
То есть ты у нас получаешься герой, сказал Андрей, в герои,
значит, рвешься. Синдбад-Мореход и могучий Улисс... А ты
дурачок, сказал Изя. Ласково сказал, без всякого намерения
оскорбить. Уверяю тебя, дружок, что Улисс не рвался в герои. Он
просто был героем -- натура у него была такая, не мог он иначе.
Ты вот не можешь говно есть -- тошнит, а ему тошно было сидеть
царьком в занюханной своей Итаке. Я ведь вижу, ты меня жалеешь
-- маньяк, мол, психованный... Вижу, вижу. А тебе жалеть меня
не надо. Тебе завидовать мне надо. Потому что я знаю совершенно
точно: что храм строится, что ничего серьезного, кроме этого, в
истории не происходит, что в жизни у меня только одна задача --
храм этот оберегать и богатства его приумножать. Я, конечно, не
Гомер и не Пушкин -- кирпич в стену мне не заложить. Но я --
Кацман! И храм этот -- во мне, а значит, и я -- часть храма,
значит, с моим осознанием себя храм увеличился еще на одну
человеческую душу. И это уже прекрасно. Пусть я даже ни крошки
не вложу в стену... Хотя я, конечно, постараюсь вложить, уж
будь уверен. Это будет наверняка очень маленькая крупинка, хуже
того -- крупинка эта со временем, может быть, просто отвалится,
не пригодится для храма, но в любом случае я знаю: храм во мне
был и был крепок и мною тоже... Ничего я этого не понимаю,
сказал Андрей. Путано излагаешь. Религия какая-то: храм, дух...
Ну еще бы, сказал Изя, раз это не бутылка водки и не полуторный
матрас, значит, это обязательно религия. Что ты ерепенишься? Ты
же сам мне все уши прогундел, что потерял вот почву под ногами,
что висишь в безвоздушном пространстве... Правильно, висишь.
Так и должно было с тобой случиться. Со всяким мало-мальски
мыслящим человеком это в конце концов, случается... Так вот я и
даю тебе почву. Самую твердую, какая только может быть. Хочешь
-- становись обеими ногами, не хочешь -- иди к херам! Но уж
тогда не гунди!.. Ты мне не почву подсовываешь, сказал Андрей,
ты мне облако какое-то бесформенное подсовываешь! Ну ладно. Ну,
пусть я все понял про твой храм. Только мне-то что от этого? В
строители твоего храма я не гожусь -- тоже, прямо скажем, не
Гомер... Но у тебя-то храм хоть в душе есть, ты без него не
можешь -- я же вижу, как ты по миру бегаешь, что твой молодой
щенок, ко всему жадно принюхиваешься, что ни попадется --
облизываешь или пробуешь на зуб! Я вот вижу, как ты читаешь. Ты
можешь двадцать четыре часа в сутки читать... и, между прочим,
все при этом запоминаешь... А я ничего этого не могу. Читать --
люблю, но в меру все-таки. Музыку слушать -- пожалуйста. Очень
люблю слушать музыку. Но тоже не двадцать же четыре часа! И
память у меня самая обыкновенная -- не могу я ее обогатить
всеми сокровищами, которые накопило человечество... Даже если
бы я только этим и занимался -- все равно не могу. В одно ухо у
меня залетает, из другого выскакивает. Так что мне теперь от
твоего храма?.. Ну правильно, ну верно, сказал Изя. Я же не
спорю. Храм -- это же не всякому дано... Я же не спорю, что это
достояние меньшинства, дело натуры человеческой... Но ты
послушай. Я тебе сейчас расскажу, как мне это представляется. У
храма есть, Изя принялся загибать пальцы, строители. Это те,
кто его возводит. Затем, скажем, м-м-м... тьфу, черт, слово не
подберу, лезет все религиозная терминология... Ну ладно, пускай
-- жрецы. Это те, кто носит его в себе. Те, через души которых
он растет и в душах которых существует... И есть потребители --
те, кто, так сказать, вкушает от него... Так вот Пушкин -- это
строитель. Я -- это жрец. А ты -- потребитель... И не кривись,
дурак! Это же очень здорово! Ведь храм без потребителя был бы
вообще лишен человеческого смысла. Ты, балда, подумай, как тебе
повезло! Ведь это же нужны годы и годы специальной обработки,
промывания мозгов, хитроумнейшие системы обмана, чтобы
подвигнуть тебя, потребителя, на разрушение храма... А уж
такого, каким ты стал теперь, и вообще нельзя на такое дело
толкнуть, разве что под угрозой смерти!.. Ты подумай, сундук ты
с клопами, ведь такие, как ты, -- это же тоже малейшее
меньшинство! Большинству ведь только мигни, разреши только -- с
гиком пойдут крушить ломами, факелами пойдут жечь... было уже
такое, неоднократно было! И будет, наверное, еще не раз!..