Комос (Мильтон)

«Ко́мос» или «Комус» (англ. Comus) — безымянное либретто Джона Мильтона для маскарада (пьеса-маска), написанное белым стихом. Маска была представлена 29 сентября 1634 года в замке Ладлоу, впервые издана в 1637.

Цитаты

Сцена первая

начало

Дух-хранитель У звёздного порога тех чертогов, Которые воздвиг себе Юпитер, В эфирных безмятежных сферах я Витаю с сонмом вечно светлых духов Над мрачною и суетной планетой, Зовущейся Землёю у людей, Где, как в загоне скот, они теснятся, Тщась жизнь свою никчёмную продлить, Лишь к выгоде стремясь и забывая, Что слугам добродетели за гробом Воссесть меж небожителей дано.

Spirit Before the starry threshold of Joves Court My mansion is, where those immortal shapes Of bright aëreal Spirits live insphear'd In Regions milde of calm and serene Ayr, Above the smoak and stirr of this dim spot, Which men call Earth, and with low-thoughted care Confin'd, and pester'd in this pin-fold here, Strive to keep up a frail, and Feaverish being Unmindfull of the crown that Vertue gives After this mortal change, to her true Servants Amongst the enthron'd gods on Sainted seats.

---

Комос Скликают пастухи стада: Взошла вечерняя звезда <…>. Это значит, что для нас Наступил веселья час <…>. Дремлют Мудрость и Стыдливость, Впала Сдержанность в сонливость, Старость улеглась в кровать. Некому нас поучать. Закружимся же свободно В вихре пляски хороводной, Как бессонный хор планет В смене дней, недель и лет.

The Star that bids the Shepherd fold, Now the top of Heav'n doth hold <…>. Mean while welcom Joy, and Feast <…>. Rigor now is gone to bed, And Advice with scrupulous head, Strict Age, and sowre Severity, With their grave Saws in slumber ly. We that are of purer fire Imitate the Starry Quire, Who in their nightly watchfull Sphears, Lead in swift round the Months and Years.

---

Леди Нет, ночь-воровка, не с благою целью В свой потайной фонарь ты прячешь звёзды, Светильники, которые природа, Нетленным маслом вечности заправив, Подвесила на небесах, чтоб путь Указывать скитальцам одиноким…

Ladie … els O theevish Night Why shouldst thou, but for som fellonious end, In thy dark lantern thus close up the Stars, That nature hung in Heav'n, and fill'd their Lamps With everlasting oil, to give due light To the misled and lonely Travailer?

---

Старший брат Поверь, так лучезарна Добродетель, Что видит, как ей поступать и в час, Когда луна и солнце тонут в море. К тому ж подчас стремится даже Мудрость С Раздумьем, лучшим пестуном своим, Побыть вдвоём: удобнее и легче Ей в одиночестве расправить крылья, Чем в суетливой толчее мирской. Тот, в чьей груди горит источник света, И в полночь ярким солнцем озарён; А тот, чьи мысли низки, сердце черно, Впотьмах бредёт и в ясную погоду. Он сам — своя темница. <…> Младший брат Никому расчёта нет Ни оскорблять отшельника седого, Ни хлеба, чёток, книг его лишать. Но Красота, чтоб Дерзости проворной Она в расцвете юном не досталась, Нуждается, как древо, на котором Росли плоды златые Гесперид, В охране, по-драконьи неусыпной. Скорее уж в разбойничьем вертепе Сокровища, коль их рассыпать там, Останутся нетронуты, чем Похоть Пропустит столь благоприятный случай И беспрепятственно сквозь эту чащу Даст девушке беспомощной пройти. <…> Старший брат Было б Нелепо утверждать, что не грозит Сестре беда… <…> но чистота, то свойство, Которое присуще ей самой, Хоть небом и даровано. Надёжней Брони оно её оберегает. В священном ореоле Чистоты, Она, подобно нимфе стрелоносной, Бродить без страха может по лесам, По пустошам и по холмам безлюдным — Ни тать, ни горец, ни дикарь жестокий На деву покуситься не дерзнут. Верь, даже там, где ужас обитает — В пещерах, призраками населенных, Останется всё тою же она: Бестрепетною, скромной, величавой. Не раз я слышал, что не властна нечисть, Кишащая, когда огни погаснут, На берегах болот, озёр и рек, — Бесовки-ведьмы, домовые, гномы И мертвецы, которых не отпели, Вред девушке невинной причинить. Ну, понял ты, сколь Чистота могуча, Или на помощь мне призвать учёность, От эллинов дошедшую до нас? Припомни, что охотнице Диане, Властительнице девственной лесов, Чей лук и дрот разили львиц и барсов, Не страшны были стрелы Купидона, Тогда как гнев её вселял испуг В богов и смертных. Чем была эгида — Щит со змеинокосою Горгоной, Чей вид врагов необоримой девы, Минервы мудрой, в камень превращал, Как не эмблемой Чистоты суровой, Способной ужас и благоговенье В насильнике внезапно пробудить?

Elder Brother Vertue could see to do what vertue would By her own radiant light, though Sun and Moon Were in the flat Sea sunk. And Wisdoms self Oft seeks to sweet retired Solitude, Where with her best nurse Contemplation She plumes her feathers, and lets grow her wings That in the various bussle of resort Were all to ruffl'd, and somtimes impair'd. He that has light within his own cleer brest May sit i'th center, and enjoy bright day, But he that hides a dark soul, and foul thoughts Benighted walks under the mid-day Sun; Himself is his own dungeon. <…> 2 Brother For who would rob a Hermit of his Weeds, His few Books, or his Beads, or Maple Dish, Or do his gray hairs any violence? But beauty like the fair Hesperian Tree Laden with blooming gold, had need the guard Of dragon watch with uninchanted eye, To save her blossoms, and defend her fruit From the rash hand of bold Incontinence. You may as well spred out the unsun'd heaps Of Misers treasure by an out-laws den, And tell me it is safe, as bid me hope Danger will wink on Opportunity, And let a single helpless maiden pass Uninjur'd in this wilde surrounding wast. <…> Elder Brother I do not brother, Inferr, as if I thought my sisters state Secure without all doubt… <…> but yet a hidden strength Which if Heav'n gave it, may be term'd her own: 'Tis chastity, my brother, chastity: She that has that, is clad in compleat steel, And like a quiver'd Nymph with Arrows keen May trace huge Forests, and unharbour'd Heaths, Infamous Hills, and sandy perilous wildes, Where through the sacred rayes of Chastity, No savage fierce, Bandite, or mountaneer Will dare to soyl her Virgin purity, Yea there, where very desolation dwels By grots, and caverns shag'd with horrid shades, She may pass on with unblench't majesty, Be it not don in pride, or in presumption. Som say no evil thing that walks by night In fog, or fire, by lake, or moorish fen, Blew meager Hag, or stubborn unlaid ghost, That breaks his magick chains at curfeu time, No goblin or swart Faëry of the mine, Hath hurtfull power o're true virginity. Do ye beleeve me yet, or shall I call Antiquity from the old Schools of Greece To testifie the arms of Chastity? Hence had the huntress Dian her dred bow, Fair silver-shafted Queen for ever chaste, Wherwith she tam'd the brinded lioness And spotted mountain pard, but set at nought The frivolous bolt of Cupid, gods and men Fear'd her stern frown, and she was queen oth' Woods. What was that snaky-headed Gorgon sheild That wise Minerva wore, unconquer'd Virgin, Wherwith she freez'd her foes to congeal'd stone? But rigid looks of Chaste austerity And noble grace that dash't brute violence With sudden adoration, and blank aw.

---

Дух Живёт волшебник злой, великий Комос, Сын Вакха и Цирцеи, превзошедший В искусстве чародейства мать свою. Он странникам, томящимся от жажды, Вручает кубок с наговорным зельем, И у того, кто сладкий яд пригубит, Лицо становится звериной мордой, По чьим чертам нетрудно прочитать Присущие характеру пороки;..

… a Sorcerer dwels Of Bacchus, and of Circe born, great Comus, Deep skill'd in all his mothers witcheries, And here to every thirsty wanderer, By sly enticement gives his banefull cup, With many murmurs mixt, whose pleasing poison The visage quite transforms of him that drinks, And the inglorious likenes of a beast Fixes instead, unmoulding reasons mintage Character'd in the face;..

Сцена вторая

Комос Людская глупость, бочку Диогена Ты кладезем житейских правил мнишь И слепо веришь стоикам надутым, Педантам в мантиях, подбитых мехом, Пред тощим Воздержаньем преклоняясь. Но для чего свои дары природа Так щедро расточила, населив Зверями и растениями сушу, А море — рыбою, как не затем, Чтоб вкус наш любознательный насытить? Зачем она мирьядам червячков Прясть шёлк велела на станках зелёных И камни драгоценные сокрыла Во чреве у себя, как не затем, Чтобы своих детей украсить? Если Начнет весь мир ходить во власянице, Пить только воду, есть одни стручки, То этим лишь свою неблагодарность Докажем мы подателю всех благ. Их не познав и всё-таки отринув, Поступим мы, как жалкие скупцы, Ублюдки, а не сыновья природы, Которую задушит и раздавит Груз плодовитости её безмерной: На суше станет тесно от скота, От птиц прозрачный воздух потемнеет, От рыбы воды вздуются, и жемчуг, Который станет некому сбирать, Сияньем звездным озарит пучину, И чудища её, привыкнув к свету, Всплывут и дерзко в солнце взор вперят. Отбросьте, леди, страх и не кичитесь Хвалёным целомудрием девичьим. Краса — монета звонкая природы, И не беречь её, а в оборот Пускать должны мы, чтоб она дарила Нам радости взаимные, которых Не вкусишь в одиночку. Увядают Упущенные годы, словно розы, Не срезанные вовремя. Краса — Венец творенья, и её призванье — Блистать на празднествах и во дворцах, Где знают цену ей. А тем, кто с виду Невзрачен, быть невместно на виду: При блеклой коже и лице топорном Разумнее сидеть за прялкой дома, Где не нужны ни алые уста, Ни томный взор, ни кудри, дня светлее.

O foolishness of men! that lend their ears To those budge doctors of the Stoick Furr, And fetch their precepts from the Cynick Tub, Praising the lean and sallow Abstinence. Wherefore did Nature powre her bounties forth, With such a full and unwithdrawing hand, Covering the earth with odours, fruits, and flocks, Thronging the Seas with spawn innumerable, But all to please, and sate the curious taste? And set to work millions of spinning Worms, That in their green shops weave the smooth-hair'd silk To deck her Sons, and that no corner might Be vacant of her plenty, in her own loyns She hutch't th' all-worshipt ore and precious gems To store her children with; if all the world Should in a pet of temperance feed on Pulse, Drink the clear stream, and nothing wear but Frieze, Th' all-giver would be unthank't, would be unprais'd, Not half his riches known, and yet despis'd, And we should serve him as a grudging master, As a penurious niggard of his wealth, And live like Natures bastards, not her sons, Who would be quite surcharg'd with her own weight, And strangl'd with her waste fertility; Th' earth cumber'd, and the wing'd air dark't with plumes, The herds would over-multitude their Lords, The Sea o'refraught would swell, & th' unsought diamonds Would so emblaze the forhead of the Deep, And so bestudd with Stars, that they below Would grow inur'd to light, and com at last To gaze upon the Sun with shameless brows. List Lady be not coy, and be not cosen'd With that same vaunted name Virginity, Beauty is natures coyn, must not be hoorded, But must be currant, and the good thereof Consists in mutual and partak'n bliss, Unsavoury in th'injoyment of it self. If you let slip time, like a neglected rose It withers on the stalk with languish't head. Beauty is natures brag, and must be shown In courts, at feasts, and high solemnities Where most may wonder at the workmanship; It is for homely features to keep home, They had their name thence; course complexions And cheeks of sorry grain will serve to ply The sampler, and to teize the huswifes wooll. What need a vermeil-tinctur'd lip for that Love-darting eyes, or tresses like the Morn?

Перевод

Ю. Б. Корнеев, 1976