Чёрная лестница
Чёрная лестница или задний вход (англ. back staircase) — подсобная лестница внутри дома, предназначенная для хозяйственных нужд и выходящая во двор, тёмный или узкий задний вход в дом, который противопоставлен понятию «светлый» или «парадный подъезд». Чёрная лестница часто не имела окон и не была освещена. Словосочетание появилось одновременно с доходными домами, имевшими, как правило, два входа или выхода. Первый или главный считался «парадным», по нему в дом с фасадной части или с улицы входили члены семьи и гости. Другой вход-выход на чёрную лестницу, как правило, дворовой был предназначен для прислуги и мастеровых.
Чёрные лестницы были непременным атрибутом притонов, подпольных игорных и публичных домов. Если приходиящие в такие заведения хотели скрыть своё посещение, то предпочитали по возможности покидать эти дома по «чёрной лестнице». Со временем понятие стало настолько широко используемым, что утеряло кавычки и вошло в бытовую и литературную речь.
Чёрная лестница в коротких цитатах править
Ваше сиятельство, всё готово: я взяла ключ от горниц живописца и крепко-накрепко заказала Григорью молчать об этом несчастии (она вздохнула); только вам надобно идти, сударыня, по черной лестнице и пройти темным коридором внизу...[1] | |
— Иван Панаев, «Белая горячка», 1840 |
В основание этого романа положено много моих лучших воспоминаний, веселой бедности, <...> беспутных приключений, святой дружбы и шатанья по черным лестницам.[2] | |
— Александр Дружинин, Дневник, 1845 |
...героем дня, конечно, был Григорович, он <...> покрыл себя неувядаемою славою, <...> совершая описание живописного путешествия по черным лестницам, где стоят кадки с серой водой, по которой плавают рыбий пузырь, яичная скорлупа и угли (вероятно, из самовара).[2] | |
— Александр Дружинин, Дневник, 1845 |
Конечно, он бы дорого дал за возможность находиться теперь, без нарушения приличий, на прежней стоянке своей в сенях, возле черной лестницы...[3] | |
— Фёдор Достоевский, «Двойник», 1846 |
Квартира, о которой идет речь, была в четвертом этаже огромного неопрятного дома в Офицерской улице. Подниматься в нее нужно было по черной, плитяной лестнице, всегда залитой брызгами зловонных помой и местами закопченной теплящимися здесь по зимним вечерам ночниками.[4] | |
— Николай Лесков, «Некуда», 1864 |
Бывали ли вы когда-нибудь рано утром в конторе квартального надзирателя? Помещается она по большей части в надворных флигелях, подыматься в нее надобно по черной лестнице — а уж известно, что такое у нас в Петербурге эти черные лестницы![5] | |
— Всеволод Крестовский, «Петербургские трущобы». Книга о сытых и голодных. Роман в шести частях, 1864 |
...чёрная лестница, совсем темная, вся залитая помоями и засыпанная яичными скорлупами, а откуда-то доносится воскресный звон колоколов... | |
— Фёдор Достоевский, «Преступление и наказание», 1866 |
— Дмитрий Мережковский, «Старинные октавы», 1895-1899 |
Чёрным ходом, по лестнице длинной, | |
— Мария Моравская, «Шутка», 1914 |
— Эдуард Багрицкий, «Кошки», 1919 |
И у чёрной | |
— Марина Цветаева, «Поэма Лестницы», 1926 |
И у чёрной | |
— Марина Цветаева, «Поэма Лестницы», 1926 |
— Марина Цветаева, «Поэма Лестницы», 1926 |
Лестничная клетка — это звучало специально и жутковато. Спускаясь по чёрным лестницам своих жилищ, люди присматривались к каким-то выступам и захламленным нишам, о которых они ничего не знали. Теперь это были укрытия.[10] | |
— Лидия Гинзбург, «Записки блокадного человека», 1970-е |
— Ирина Архипова, «Музыка жизни», 1996 |
Духи почивших дом не отпускал наружу. Духи оставались здесь и бродили в кошачьей вони черных лестниц.[12] | |
— Дарья Симонова, «Лёгкие крылышки», 2002 |
Запах сырых петроградских домов, запах кошек на затхлых черных лестницах — парадные двери в квартиры после революции, как правило, были ещё заколочены...[13] | |
— Георгий Жжёнов, «Прожитое», 2002 г. |
Чёрная лестница в публицистике и документальной прозе править
— Фаддей Булгарин, «Чувствительное путешествие по передним», до 1843 |
Отчаянный звонок, обличивший появление у ворот барина, заставил дворника выйти наружу, и тут Марфа могла, наконец, узнать, что 29 No, где живет г-жа Иванова и где требуется кухарка, будет по черной лестнице, в таком-то этаже. Марфа давно знала, что ей всю жизнь придется скоротать на черной лестнице, по заднему ходу; поэтому-то ее нисколько не удивила ни атмосфера черной лестницы, ни мерзлые рубцы льду и сору, ни ушаты с мерзлым сором и воткнутой в них метлой, ни лари, из которых несет разлагающейся провизией, — все это в ее понятиях иначе и быть не могло.[15] | |
— Глеб Успенский, «Мелочи», 1868 |
...дело только в том, что физического убийства не было, а просто-таки припомнились автору ухарские и менее ужасные по содержанию, чем по пошлой хвасти своей, арестантские рассказы, припомнились бредовые выкрикивания, которые томили его иногда бессонной блошиной ночью, и уже потом он, автор, провел своего нежного, своего излюбленного и даже не мечтательного, а изящно-теоретического героя через все эти топоры и подворотни, и провел чистеньким и внимательно защитив его от крови мистическим бредом июльских закатов с тем невинным гипнозом преступления, который творится только в Петербурге, в полутемных переходах черных лестниц, когда сквозь широко распахнутые окна и на мышастость заплеванных серых ступеней, и на голубоватость стен, искрещенных непристойностями, укоризненно смотрит небо цвета спелой дыни.[16] | |
— Иннокентий Анненский, «Вторая книга отражений», 1909 |
И еще одна деталь: в «расстрельном деле» Гумилева я обнаружил вдруг, что в 1919 году в этом доме, только в 15-й квартире, жил старший брат Гумилева со своей женой — тоже Анной Андреевной. Так что в изысканную арку этого дома, возможно, не раз входил и Николай Гумилев — Петербург, может, и не маленький город, но — тесный… Что же известно ныне о четвертом дворе? Известно, что жила Ахматова на верхнем этаже, куда вела темная и пыльная черная лестница (она и сейчас такая), что в квартире, где у нее была узкая комната, несмотря на ампирную мебель и картины, зияли щели в полах, разваливалась печь и протекал потолок.[17] | |
— Вячеслав Недошивин, «Прогулки по Серебряному веку», 2012 |
Чёрная лестница в мемуарах, письмах и дневниковой прозе править
Я, без шуток, слишком умен, как все мои герои, оттого многое мне не удается. Нужно всегда немножко сперва поглупеть, принимаясь за беллетристическую вещь. Что мне, между прочим, делать с Чернокнижниковым, который лежит, ожидая радостного утра? В основание этого романа положено много моих лучших воспоминаний, веселой бедности, дней melés de pluie et du soleil <смешанных с дождём и солнцем>, беспутных приключений, святой дружбы и шатанья по черным лестницам. Как-то жаль пустить все это в карикатурный роман, предназначенный для потехи.[2] | |
— Александр Дружинин, Дневник, 1845 |
...героем дня, конечно, был Григорович, он смешил нас вплоть до 7 часов, когда приехали Жуковские. Чтоб не было накурено в гостиной, я увел мужчин в кабинет, и там-то автор «Деревни» покрыл себя неувядаемою славою, представляя Каратыгина и совершая описание живописного путешествия по черным лестницам, где стоят кадки с серой водой, по которой плавают рыбий пузырь, яичная скорлупа и угли (вероятно, из самовара).[2] | |
— Александр Дружинин, Дневник, 1845 |
Дорогой на легковом извозчике наехали на него два жандарма, набросили ему на голову толстое покрывало, посадили в сани и велели ему молчать, если хочет жив быть, и таким образом привезли его на небольшой двор, среди кругом обстроенного высокого Дома; там провели его по черной лестнице в довольно хорошую комнату, где сидели за столом с роскошной закуской генерал с густыми эполетами, с орденами и звездой; рядом с генералом сидела великолепно одетая дама и, весело смеясь, вела разговор, в углу на полу лежал без движения лицом вниз и стонал, вероятно, только что жестоко наказанный человек.[18] | |
— Александр Артынов, Воспоминания, 1884 |
Бездарная архитектура второй половины прошлого века, с боязнью линий и плоскостей, гладкой поверхности и незаполненного пространства, побуждавшей ее каждое свободное место забивать какой-нибудь оштукатуренной бессмыслицей. Теперь мы увидели эти дома облезлыми, стоящими в сырых и ржавых потеках краски плохого качества. В тяжелые осенние дни казалось, что эта ржавая промозглость проступает у них изнутри. Они не обещали ничего доброго. К домам появилось новое отношение. Каждый дом был теперь защитой и угрозой. Люди считали этажи, и это был двойной счет — сколько этажей будет их защищать и сколько будет на них падать. Мы познали объемы, пропорции, материалы домов. Восприятие дома стало аналитическим. Он расслаивался на своды, перекрытия, лестничные клетки. | |
— Лидия Гинзбург, «Записки блокадного человека», 1970-е |
До революции 1917 года это был доходный дом, которых немало строилось в Москве в начале нашего века. Квартиры в таких роскошных домах предназначались для состоятельных людей, поэтому все здесь было устроено солидно, максимально удобно и респектабельно. В парадных подъездах, украшенных зеркалами, были просторные лестницы, кабины лифтов были отделаны дорогим деревом ― как вагоны международного класса в прежних пассажирских поездах. Для хозяйственных нужд и для прислуги предназначались более скромные «чёрные» лестницы.[11] | |
— Ирина Архипова, «Музыка жизни», 1996 |
...совсем новый для меня, мальчишки, запах таинственного города... Скученного человеческого жилья. Запах сырых петроградских домов, запах кошек на затхлых черных лестницах — парадные двери в квартиры после революции, как правило, были ещё заколочены... Запах подвальной плесени и сырых дров... Ну и, конечно же, сказочный запах чердаков, куда осторожные люди на случай внезапного обыска сносили после революции все, что могло как-то компрометировать их перед новой властью. Чего только мы не обнаруживали там![13] | |
— Георгий Жжёнов, «Прожитое», 2002 г. |
Чёрная лестница в беллетристике и художественной прозе править
Кочкарёв. Стучатся: кто-нибудь из них, верно; я бы не хотел теперь с ними встретиться. Нет ли у вас там другого выхода? | |
— Николай Гоголь, «Женитьба», 1833-1840 |
Минут через десять горничная вернулась... | |
— Иван Панаев, «Белая горячка», 1840 |
Взбираясь по лестнице, ведшей к Петровичу, которая, надобно отдать справедливость, была вся умащена водой, помоями и проникнута насквозь тем спиртуозным запахом, который ест глаза и, как известно, присутствует неотлучно на всех черных лестницах петербургских домов, — взбираясь по лестнице, Акакий Акакиевич уже подумывал о том, сколько запросит Петрович, и мысленно положил не давать больше двух рублей.[19] | |
— Николай Гоголь, «Шинель», 1842 |
Жазиков (кричит Матвею вслед). Ты ее по черной лестнице проведи! слышишь? А то столкнутся, пожалуй... Экая гадость! Экая гадость!.. А прехорошенькая она, чёрт возьми! Надобно будет этак — того... <...> | |
— Гюстав Флобер (пер. Ивана Тургенева), «Безденежье», 1846 |
Дело в том, что он находился теперь в весьма странном, чтоб не сказать более, положении. Он, господа, тоже здесь, то есть не на бале, но почти что на бале; он, господа, ничего; он хотя и сам по себе, но в эту минуту стоит на дороге не совсем-то прямой; стоит он теперь — даже странно сказать — стоит он теперь в сенях, на черной лестнице квартиры Олсуфия Ивановича. Но это ничего, что он тут стоит; он так себе. Он, господа, стоит в уголку, забившись в местечко хоть не потеплее, но зато потемнее, закрывшись отчасти огромным шкафом и старыми ширмами, между всяким дрязгом, хламом и рухлядью, скрываясь до времени и покамест только наблюдая за ходом общего дела в качестве постороннего зрителя. Он, господа, только наблюдает теперь; он, господа, тоже ведь может войти... почему же не войти?[3] | |
— Фёдор Достоевский, «Двойник», 1846 |
Конечно, он бы дорого дал за возможность находиться теперь, без нарушения приличий, на прежней стоянке своей в сенях, возле черной лестницы; но так как это было решительно невозможно, то он и начал стараться улизнуть куда-нибудь в уголок да так и стоять себе там — скромно, прилично, особо, никого не затрагивая, не обращая на себя исключительного внимания, но вместе с тем снискав благорасположение гостей и хозяина.[3] | |
— Фёдор Достоевский, «Двойник», 1846 |
Михаил Иванович теперь видный офицер и тогда был видный и красивый офицер. Кто теперь живет на самой грязной из бесчисленных черных лестниц первого двора, в 4-м этаже, в квартире направо, я не знаю; а в 1852 году жил тут управляющий домом, Павел Константиныч Розальский, плотный, тоже видный мужчина, с женою Марьею Алексевною, худощавою, крепкою, высокого роста дамою, с дочерью, взрослою девицею — она-то и есть Вера Павловна — и 9-летним сыном Федею. Павел Константиныч, кроме того, что управлял домом, служил помощником столоначальника в каком-то департаменте. По должности он не имел доходов; по дому — имел, но умеренные: другой получал бы гораздо больше, а Павел Константиныч, как сам говорил, знал совесть...[21] | |
— Николай Чернышевский, «Что делать?», 1863 |
На рассвете следующего дня Абрамовна, приготовив все нужное ко вставанью своей барышни, перешла пустынный двор ассоциационного дома и поплелась в Измайловский полк. Долго она осведомлялась об адресе и, наконец, нашла его. Абрамовна не пошла на указанный ей парадный подъезд, а отыскала черную лестницу и позвонила в дверь в третьем этаже.[4] | |
— Николай Лесков, «Некуда», 1864 |
Квартира, о которой идет речь, была в четвертом этаже огромного неопрятного дома в Офицерской улице. Подниматься в нее нужно было по черной, плитяной лестнице, всегда залитой брызгами зловонных помой и местами закопченной теплящимися здесь по зимним вечерам ночниками. Со входа в квартиру была довольно большая и совершенно пустая передняя с тремя дверями. Одна из этих дверей, налево от входа, вела в довольно просторную кухню; другая, прямо против входа, — в длинную узенькую комнатку с одним окном и камином, а третья, направо, против кухонной двери, — в зал, за которым в стороне была еще одна, совершенно изолированная, спокойная комната с двумя окнами.[4] | |
— Николай Лесков, «Некуда», 1864 |
Бывали ли вы когда-нибудь рано утром в конторе квартального надзирателя? Помещается она по большей части в надворных флигелях, подыматься в нее надобно по черной лестнице — а уж известно, что такое у нас в Петербурге эти черные лестницы! Входите вы в темную прихожую, меблированную одним только кривым табуретом либо скамьей да длинным крашеным ларем, на котором в бесцеремонной позе дремлет вестовой, какой-нибудь Максим Черных или Хома Перерепенко; во время же бдения этого Черныха или Перерепенку можно застать обыкновенно либо за крошкой махорки, либо за портняженьем над старыми заплатами к старому мундиру.[5] | |
— Всеволод Крестовский, «Петербургские трущобы». Книга о сытых и голодных. Роман в шести частях, 1864 |
Он ни о чем не думал. Так, были какие-то мысли или обрывки мыслей, какие-то представления, без порядка и связи, — лица людей, виденных им еще в детстве или встреченных где-нибудь один только раз и об которых он никогда бы и не вспомнил; колокольня В-й церкви; биллиард в одном трактире и какой-то офицер у биллиарда, запах сигар в какой-то подвальной табачной лавочке, распивочная, черная лестница, совсем темная, вся залитая помоями и засыпанная яичными скорлупами, а откуда-то доносится воскресный звон колоколов... | |
— Фёдор Достоевский, «Преступление и наказание», 1866 |
Подниматься в свою квартирку, отгороженную ему новым русским, захватившим его прошлую со множеством соседей коммуналку размером едва ли не с этаж, оперу пришлось по черному ходу. Он удержался в этом доме его детства, вставшем на Чистых прудах еще при императорах, только за счет того, что остался в закутке из комнатки, кухоньки, выходящей дверью прямо на черную лестницу. Сергей поднимался к себе на пятый этаж в гулкости, темноте «хода», по которому еще при Советской власти почти перестали ходить. Ну а в те времена, когда летали по Архангельскому переулку на рысаках, использовали черную лестницу лишь слуги, кухарки, зеленщики, дворники, все, кто не удостоен был заходить к господам с парадного входа. | |
— Владимир Черкасов, «Чёрный ящик», 2000 |
Духи почивших дом не отпускал наружу. Духи оставались здесь и бродили в кошачьей вони черных лестниц. Готовившаяся к смерти Виктория Аароновна знала это и оставалась спокойна. После смерти жизнь не особенно изменится, никакого рая, никакого ада. Сам по себе дом, заключавший внутри себя трехкамерный двор и бряцающие цепями фонари в арках, и был Царствием Небесным, только Святая Троица давно оставила его без присмотра.[12] | |
— Дарья Симонова, «Лёгкие крылышки», 2002 |
Чёрная лестница в стихах править
— Дмитрий Мережковский, «Старинные октавы», 1895-1899 |
Ты помнишь эту лестницу под крышею ворот, | |
— Сергей Городецкий, «Зной», 1905 |
Чёрным ходом, по лестнице длинной, | |
— Мария Моравская, «Шутка», 1914 |
О чёрных лестниц тишина, | |
— Эдуард Багрицкий, «Кошки», 1919 |
— Марина Цветаева, «Поэма Лестницы», 1926 |
Любят сласти-то | |
— Марина Цветаева, «Поэма Лестницы», 1926 |
Кто до слёз, кто с корнем, | |
— Марина Цветаева, «Поэма Лестницы», 1926 |
— Марина Цветаева, «Поэма Лестницы», 1926 |
Над двором — узорно: | |
— Марина Цветаева, «Поэма Лестницы», 1926 |
Винт чёрной лестницы — | |
— Марина Цветаева, «Поэма Лестницы», 1926 |
Источники править
- ↑ 1 2 И. И. Панаев. Избранная проза. — М.: «Правда», 1988 г.
- ↑ 1 2 3 4 А. В. Дружинин. «Полинька Сакс». Дневник. — М.: «Правда», 1989 г.
- ↑ 1 2 3 Большая хрестоматия. Русская литература XIX века. — М.: ИДДК, 2003 г.
- ↑ 1 2 3 Лесков Н.С. Собрание сочинений в 12 томах, Том 4. — Москва, «Правда», 1989 г.
- ↑ 1 2 Крестовский В.В., «Петербургские трущобы». Книга о сытых и голодных. Роман в шести частях. Москва: Правда, 1990 год
- ↑ 1 2 Д. С. Мережковский. Стихотворения и поэмы. Новая библиотека поэта. Большая серия. — СПб.: Академический проект, 2000 г.
- ↑ 1 2 М. Л. Моравская «Апельсинные корки» (с автобиографией М. Моравской и послесловием М. Вайсман). — М.: Август, 2012 г. — 60 с.
- ↑ 1 2 Э. Багрицкий. Стихотворения и поэмы. Библиотека поэта. М.: Советский писатель, 1964 г.
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 М.И. Цветаева. Собрание сочинений: в 7 томах. — М.: Эллис Лак, 1994-1995 г.
- ↑ 1 2 Лидия Гинзбург. Записные книжки. Воспоминания. Эссе. Санкт-Петербург, Искусство-СПБ, 2002 г.
- ↑ 1 2 И. К. Архипова. «Музыка жизни». — М.: «Вагриус», 1998 г.
- ↑ 1 2 Д. В. Симонова. Половецкие пляски. — Москва, «Вагриус», 2002 г.
- ↑ 1 2 Георгий Жжёнов. «Прожитое». — М.: «Вагриус», 2002 г.
- ↑ Петербургские очерки Ф. В. Булгарина. — СПб: «Петрополис», 2010 г.
- ↑ Успенский Г. И. Собрание сочинений в девяти томах. Том 1. — Москва, ГИХЛ, 1995 г.
- ↑ Серия «Литературные памятники». И. Ф. Анненский. Книги отражений. — Москва, «Наука», 1979 г.
- ↑ В. М. Недошивин. «Прогулки по Серебряному веку». — Санкт-Петербург, «АСТ», «Астрель» 2012 г.
- ↑ А. Я. Артынов, Воспоминания. Часть 1: Чтения в Обществе истории и древностей российских при Московском университете. М., 1882. Кн. 1. С. 1-88, Кн. 3. С. 89-164
- ↑ Н. В. Гоголь. Полное собрание сочинений в 14 томах. — М.: Изд-во Академии Наук СССР, 1952 г.
- ↑ Тургенев И. С., Собрание сочинений. В 12-ти томах. Том 9. — М.: «Художественная литература», 1976—1979 гг.
- ↑ Н.Г.Чернышевский, Избранные произведения. — М.-Л.: «Художественная литература», 1950 г.
- ↑ Владимир Черкасов. Чёрный ящик (роман). — М.: Вагриус, 2000 г.
- ↑ С. Городецкий. Стихотворения. Библиотека поэта. Большая серия. — Л.: Советский писатель, 1974 г.